Читать книгу "Радиевые девушки. Скандальное дело работниц фабрик, получивших дозу радиации от новомодной светящейся краски  - Кейт Мур"

И на этом все.

Что ж, по крайней мере, смерти Хелен и Ирен не остались незамеченными их бывшими коллегами. «Многие из девушек, которых я знала и с которыми работала на заводе, стали пугающе быстро умирать, – говорила Кинта Макдональд. – Все молодые и здоровые. Это было странно».

Тем летом Кинта была вся в семейных делах, и у нее не оставалось времени поразмыслить об этой ситуации. Двадцать пятого июля у нее родился второй ребенок, Роберт. «Мы были так чертовски счастливы вместе», – вспоминала она то время. У нее и ее мужа Джеймса теперь была идеальная семья: маленький мальчик и маленькая девочка. Тетя детей Альбина, все еще ожидавшая своего первенца, души в обоих не чаяла.

Во время беременности, как это бывает у многих женщин, Кинту беспокоили отеки лодыжек. Хотя рождение Хелен прошло без особых проблем, с Робертом ей довелось помучиться: роды были сложными, и пришлось воспользоваться щипцами. Она думала, что после родов поправится, однако начались проблемы со спиной, да и лодыжки по-прежнему не давали покоя. «Я постоянно хромала», – позже вспоминала она. Она лечилась народными средствами. А затем: «Однажды ночью я легла спать [и] проснулась с ужасной болью в костях». Она вызвала врача, и тот начал лечить ее от ревматизма. Вызов врача на дом стоил три доллара (40 долларов), а ей с Джеймсом лишние расходы были ни к чему, учитывая появление в семье нового ребенка, однако Кинта попросту не могла отделаться от боли.

К концу года она побывает у врача в общей сложности 82 раза.

Лето 1923 года заканчивалось, и жалоба Кэтрин Шааб, поданная еще в середине июля, была наконец рассмотрена Ленор Янг, санитарным инспектором Оранджа. Она изучила медицинские карты погибших девушек и обнаружила, что Молли Маггия умерла от сифилиса, а Хелен Куинлан – от ангины Венсана.

«Я попыталась связаться с мистером Вьедтом, – пояснила она, – однако он, как оказалось, уехал из города». Так что она ничего не сделала. «Я оставила эту проблему. Про нее все забыли… хотя я продолжала про нее помнить».

Будь красильщицы циферблатов посвящены в ее переписку, эти слова стали бы слабым утешением для тех, кто продолжал страдать, включая Хейзел Винсент. Хейзел все еще лечили от пиореи и удаляли ей зубы. Они, словно старые друзья, умирали один за другим, пока собственный рот не стал казаться Хейзел чужим. К этому времени она уже была не в состоянии работать, так как боль стала невыносимой.

Что касается ее друзей и близких, то им было невыносимо за всем этим наблюдать. Особенно Тео, любившему ее с подростковых лет, – ему казалось, что его будущее рассыпается у него на глазах. Он умолял ее позволить ему заплатить за врачей и стоматологов, к которым она ходила, однако она отказывалась принимать от него деньги.

Он не собирался с этим мириться. Он любил эту женщину. Пускай она не хотела принимать помощь от своего парня – от помощи мужа она бы точно не отказалась. Итак, хотя Хейзел и была тяжело больна, он на ней женился, так как верил, что, когда она станет его женой, у него появится больше возможностей о ней позаботиться. Они встали вместе перед алтарем, и он пообещал любить ее в болезни и здравии…

Хейзел была не единственной радиевой девушкой, страдавшей той осенью. В октябре 1923 года у Маргариты Карлоу, все еще работавшей в студии, начались сильные зубные боли, от которых у нее раздуло лицо. А затем, в ноябре, заболела еще одна девушка.

«У меня начались проблемы с зубами», – писала Кэтрин Шааб.

Кэтрин собственными глазами видела, через что пришлось пройти Ирен. Когда у нее самой заболела челюсть, она пришла в ужас. Но она была храброй и не стала закрывать на это глаза. Семнадцатого ноября она отправилась к тому же стоматологу, который лечил Ирен, в надежде, что он хотя бы ей сможет как-то помочь. Доктор Барри удалил ей два зуба; осмотрев их, он заметил, что они были зернистые по структуре и легко крошились в руках. В медицинской карте он добавил: «Пациентка работала с радием в Орандже, в том же самом месте, что и мисс Рудольф…» Кэтрин велели в ближайшее время прийти снова.

Так она и сделала, причем неоднократно.

После удаления зубов ее десны отказывались заживать, так что вскоре она снова очутилась в кабинете у доктора Барри: она приходила к нему в тот месяц пять раз, платя по два доллара (27 долларов) за каждый прием, в то время как удаление зуба обходилось ей в восемь долларов (111 долларов). Кэтрин не была глупой: «Я то и дело вспоминала про Ирен, – сказала она с тревогой в голосе, – а также о ее проблемах с челюстью… мой случай был похож на ее». Она также отдавала себе отчет о возможных последствиях: «[У Ирен] был некроз… она умерла».

Изначально богатое воображение Кэтрин, теперь подпитанное знаниями о страданиях Ирен, вскоре стало бесконечно прокручивать у нее в голове картины возможного ближайшего будущего, снова и снова. Она была «в крайнем потрясении», и у нее развился тяжелый невроз, подорвавший ее душевное здоровье, которое тем более не поправилось, когда 16 декабря 1923 года не стало Кэтрин О’Доннел, другой бывшей коллеги. Врачи сказали, что она умерла из-за пневмонии и гангрены легкого, однако Кэтрин Шааб в этом сомневалась. Таким образом, Кэтрин О’Доннел стала еще одной призрачной девушкой, мысли о которой не давали ей покоя. Ее похоронили на том же самом кладбище, где за полгода до этого проводили в последний путь Ирен.

Столь многим девушкам нездоровилось. Приближалось Рождество, и Грейс Фрайер заметила, что, хотя челюсть и стала беспокоить ее меньше, боли в спине и ногах лишь усилились. «Мышцы в ноге одеревенели, я не могла ее согнуть, – вспоминала она. – [Во время ходьбы] мне приходилось максимально выпрямлять стопу». Тем не менее Грейс упорно держалась всю осень и не просила о помощи. «Я [никому] ничего не рассказала о своих проблемах».

Но она не могла обвести вокруг пальца своих родителей. Дэниел и Грейс Фрайер наблюдали за жизнью своей дочери – как она ездила на работу в банк, помогала им по дому, играла со своими племянниками и племянницами – и замечали, что ее походка потеряла былую уверенность и легкость. Она хромала, как бы ни старалась этого не делать.

«Ближе к концу 1923 года, – заключила их дочь Грейс, – мои проблемы со здоровьем стали заметны, и родители настояли на том, чтобы я обратилась к врачу». Она послушно записалась на прием в ортопедическую больницу Оранджа пятого января 1924 года.

Перед этим было Рождество.

В канун Рождества 1923 года Маргарита Карлоу не знала, как ей быть. Всю осень она промучилась, продолжая работать в студии, несмотря на все более усугубляющиеся проблемы со здоровьем. Практика смачивания кистей губами была прекращена еще в конце 1923 года. Бригадирша Джозефина Смит рассказывала: «Когда компания предупредила, что не нужно смачивать кисти ртом, то девушкам объяснили это тем, что кислая среда в ротовой полости портит клеящие свойства краски».